В этом году декабрь был ветреным, сырым и очень, очень холодным — как и во все года, в общем-то. Затянутое серыми тучами небо висело низко над городом — казалось, шпиль на башне Биг Бэна мог запросто вспороть его рыхлое брюхо. Ветер дул с реки и пробирал до костей, горожане поднимали воротники пальто и принимались шагать быстрее, втягивая голову в плечи.
Из туч то и дело сыпало мелким, мокрым, колючим дождём — капельки впивались в кожу, как иголки. Темнело рано, и день проходил быстро — но вечером становилось ещё хуже, потому что под вечер подмораживо. Мокрые улицы прихватывались тонкой корочкой льда, блестели в свете фонарей — и это было почти красиво. Скользко, конечно, как у чёрта в заднице — но Игги всё равно уверенно говорил, что красиво. А ещё можно было кататься.
Он разбегался — сношенные ботинки скользили по камням, но в том была и штука, чтобы бежать быстрее. Разбегался, вытягивал руки вперёд и скользил на подошвах, восторженно вопя. Несколько раз он, конечно, навернулся со всей дури и из носа потекла тёплая юшка, зато больше не было холодно. Было весело. Земля около лачуги, в которой ютилась компания мальчишек-оборванцев, слежалась и смёрзлась так, что кататься по ней было просто замечательно.

Но накануне Рождества ветер успокоился — как будто ему самому надоело быть задницей, а тучи из свинцово-серых сделались белыми. Выше они не поднялись, но как будто проснулись наконец в хорошем настроении. А когда рассвело, пошёл снег.
Он падал неторопливо — большими, пушистыми хлопьями. Кружился и укладывался на озябшую землю, на крыши домов, на спины неподвижно стоявших лошадей и на козырьки фуражек патрульных. Снег заполнил собой пустоту — и сделал день светлее. Игги стоял, разинув рот, и ловил языком снежинки. Они были похожи на крошки белой сладкой булки, как будто сверху кто-то ломал и ломал пироги.

Газеты сегодня не покупали, хоть пупок надорви орать. Горожане или затихарились в своих норах и придвинулись поближе к каминам, или совсем закопались в свои шубы. К тому же, краска на плохой бумаге очень быстро расплывалась, и у Игги все пальцы уже были в чернилах. Прятать за шиворот эти дрянные газеты ему не хотелось совершенно — того и гляди, весь зашиворот тоже станет чёрным. Так что мальчишка решил сменить место стоянки — и юркнул в боковую улочку. Пачку газет он зажал под мышкой и очень спешил — монахини уже совсем скоро выкатят котёл с похлёбкой для нищих, так что если хочешь согреть пузо, надо было бежать быстрее.

В честь Рождества давали ещё и хлеб — каждому по куску. Игги уже успел вымазать донышко миски коркой, когда услышал вопль: «Ирландец!» Волосы у него действительно были рыжеватыми, но но до рыжего было как до министра иностранных дел. Миску пришлось быстренько пихнуть на стол, а самому ретироваться.
Но парни не отстали — они называли себя чернозубыми, хотя зубы у них были самые обыкновенные — грязно-жёлтые. Игги сам проверял, когда выбил один такой, так что теперь «чернозубые» гоняли его с утроенной силой. Газеты тоже пришлось бросить, потому что свои зубы Игги были ещё ох, как дороги.

Когда он понял, что за ним никто уже не гонится, в боку кололо так, что глаза готовы были вывалиться прямо на ладони. Игги привалился спиной к первой попавшейся стене и огляделся — район, в который он забежал, был ему незнакомым. Аккуратные кирпичные дома — не слишком большие для совсем зажравшихся толстосумов, а такие, к которым приглядывался ещё его отец в лучшие времена, когда заводил разговоры «вот будет у тебя сестричка». Игги запахнул дырявое пальто поплотнее и пошёл по улице, держась поближе к стене.
Улица была чистой — здесь не пахло дерьмом из сточной канавы у обочины. Вечерело. Игги заметил фонарщика, который приставил лестницу к первому фонарю и открывал стекло, чтобы зажечь его. Фонарщик был незнакомый и не обратил на Игги никакого внимания, а снег продолжал падать. После долгой беготни Игги совсем не мёрз, и поэтому принялся заглядывать в окна — все эти окна светились изнутри тёплым светом живого огня, а многие из них даже припотели. На одном из окон он нарисовал пальцем снеговика, но потом в окну кто-то двинулся и Игги решил драпать.

Выбираться из райончика не хотелось, но остаться здесь на ночь хотелось ещё меньше — сторожа, знал Игги, могут и не спать всю ночь в своих будках. Но он всё ещё не преставлял, куда его занесло, надвигалась холодная ночь, а усталость наваливалась на плечи и в животе предательски заурчало. Снег падал и падал — Игги словил себя на мысли, что больше всего ему хочется залезть с головой в какой-нибудь сугроб, закрыть глаза и уснуть. Прямо здесь. Он тряхнул головой — вот ещё! С волос во все стороны полетели снежинки.
Игги обогнул дом, стоящий на углу, и увидел, как из задней двери вышла какая-то женщина. Огляделась, набросила на голову шаль и припустила куда-то по улице. Дверь закрывалась медленно — женщина слишком спешила, чтобы закрыть её хорошенько — и из двери падал прямоугольник жёлтого цвета. Игги посмотрел вслед женщине, а потом метнулся к этой двери, сам ещё не особенно хорошо понимая, что именно он делает.

Дверь вела в кухню — большую, с жарко натопленной печью и грубым столом посередине. Игги помнил, что у него дома в кухне всегда можно было найти какой-то уголок, чтобы спрятаться там от отца и переждать, пока он не отправится наверх, так что и тут, наверное, можно будет разыскать что-то подобное. Тем более, что от печки шло такое прекрасное тепло — пальцы уже начали покалывать, согреваясь — а кухарка только что куда-то убежала.
Игги хотел осмотреться получше, но услышал шаги — и не успел придумать ничего получше, как спрятаться за большим буфетом в полутёмном углу.
[icon]http://s3.uploads.ru/k6RKB.jpg[/icon][status]рождественский эльф[/status]

Девчонка. В кухню вошла девчонка, и Игги выдохнул. Намного лучше, чем кухарка! Или сторож. Или — тьфу-тьфу-тьфу — кто-то из хозяев. С девчонками, знал Игги, всегда можно договориться, если они сразу же не начинают визжать. Эта вот не начала.

Девчонка была занята каким-то важным делом и явилась в кухню вовсе не просто так. Она не оглядывалась воровато по сторонам, никого не звала и не спрашивала, можно ли ей войти. Это Игги понравилось. На ногах у девчонки были надеты толстые носки в полоску — и эти носки понравились Игги ещё больше, чем девчонка. Он даже прикинул, могли ли бы подойти ему эти замечательные носки и как бы в них было тепло, как понял, что девчонка волочёт табурет не просто так, а к нему.
Рукава большущей кофты, в которую девчонка была закутана, почти волочились по полу, и Игги сам с собой поспорил, споткнётся она или нет. Не споткнулась — и Игги сам у себя выиграл. Приятно, однако. Страшно ему не было, и он уже понадеялся, что девчонка закончит со своим очень важным делом и отправится восвояси, а он сможет здесь поспать немножко, как не тут-то было.

— Я? — спросил Игги и огляделся, как будто тут, за буфетом, был кто-то ещё. Страшно ему всё ещё не было, было смешно. Девчонка была белобрысой и похожей на куклу, на которые он иногда глазел в витринах всяких там лавок. — А это секрет. Мне, понимаешь, нельзя показываться людям. Иначе будет...
Игги хотел сказать, конечно, «жопа», но вовремя сообразил, что белобрысая девчонка в тёплых носках такого слова может и не знать. Поэтому просто сделал страшные глаза и изобразил на чумазой физиономии ужасную гримасу. Гримаса должна была живописать все те ужасы, которые могут произойти.

— А ты? — спросил он, выбираясь из угла, чтобы рассмотреть девчонку, а главное приоткрытую дверь у неё за спиной получше. Если в дверь вдруг войдёт кто-то ещё, Игги хотелось бы знать об этом как можно раньше. — Ты что тут делаешь?
Спросил он это так, как будто это не он влез в чужой дом, а она. Без спросу. Ага. Даже руки на груди сложил так важно — но на самом деле, это чтобы засунуть пальцы под мышки. Пальцы ныли от тепла, и в кончики как будто засунули кучу тонких иголочек.
[icon]http://s3.uploads.ru/k6RKB.jpg[/icon][status]рождественский эльф[/status]