Человек, вышедший из тумана, на каторжника никак не походил. Свет от внезапно будто бы обретшего собственную волю фонаря высветил очертания цилиндра — человек придерживал цилиндр за поля левой рукой, чтобы не лишиться его, шагая с кочки на кочку, — и тонкий силуэт трости, которую человек нёс в правой руке. Полы его длинного пальто слегка распахнулись от широких шагов — но вся загадочность этим и ограничивалась. Вышедший из тумана господин был одет по всем правилам хорошего тона, и странным было только то, что он решил разгуливать по болотам в светлом костюме.

Асгейр Маклафлин шёл неторопливо и рассматривал окружавший его пейзаж почти что с интересом. Он никак не мог понять, где именно допустил ошибку, но эта ошибка никак не портила ему настроения. Досадно было оказаться не там, где он планировал — и, следовательно, отменить все уже выстроенные планы на ближайшие три дня, но в сравнении с недавними его неудачами этот промах был сущей мелочью.
Он планировал оказаться на одной из центральных улиц Лондона и неспешно прогуливаться вдоль этой улицы до тех пор, пока не дойдёт до одного из приемлемых ресторанов, чтобы позавтракать. Следующим пунктом значился визит в контору своего поверенного и разговор о нынешнем состоянии дел, но Асгейр находил необходимость беседы с престарелым счетоводом излишне утомительной. Разменяв шестой десяток лет, мистер Тревор Пенниуорд сделался раздражающе медлительным. К тому же, Асгейр заранее не ждал от него никаких приятных новостей, так что болото, посреди которого он очутился, как нельзя лучше соответствовало меланхолическому настроению мага.

Меланхолия Асгейра Маклафлина ни коим образом не была похожа на состояние разочарования в собственных силах, горечь неисполненных планов или бездеятельную грусть, которой предавались некоторые его знакомые после неудачного исхода своих начинаний. Асгейр чувствовал усталое недоумение: пора бы уже неподатливой материи покориться и принять ту форму и свойства, которые он желал бы видеть. Сопротивление казалось ему столь же нелепым, как и девица посреди болота.
Асгейр не смог найти ни одного обстоятельства, объясняющего её здесь пребывание, но девица решила его позабавить. Он заметил движение, которое она сделала рукой, и со смешком произнёс всего одно слово — масло почти вскипело. Асгейр поправил цилиндр и подождал, пока осколки фонарного стекла упадут на землю. Он искренне полагал, что оказал незнакомке любезную услугу: вряд ли фонарь долетел бы до него, а значит, незнакомку постигло бы горькое разочарование.

— Доброе утро, мисс, — светски поприветствовал незнакомку Асгейр, делая два неторопливых шага в её сторону и вежливо приподнимая цилиндр. — Не подскажете ли, в какой стороне Лондон?

— Благодарю вас, мисс, — Асгейр учтиво склонил голову, как будто это «к северу» действительно что-то значило либо означало.
Впрочем, в голосе его было искреннее чувство вежливой признательности: девица вела осмысленную беседу и говорила, как ей предписывали правила хорошего тона, но в то же самое время она не вполне могла справиться с эмоциями. Даже при этом весьма скудном освещении прочесть испуг на лице юной барышни было не затруднительно — и это было хорошо: девица, несомненно, была человеком. Асгейр Маклафлин был признателен ей за это. Окажись любительница прогулок посреди холмов и болот чем-то иным, ему пришлось бы нарушить спокойное течение своих меланхолически-задумчивых мыслей ради активных действий. Какая нелепица.

— Вы, несомненно правы, госпожа моя, — ответил он, почти не задумываясь о том, что именно говорит. Покуда Асгейр размышлял о природе своей нечаянной собеседницы, эта самая собеседница продолжала говорить. Забавно. — И, боюсь, мне придётся прибегнуть к вашей доброте. Не будете ли вы столь любезны оказать мне услугу и позволить сопроводить вас домой?

Асгейр говорил, как положено было бы говорить дальнему старшему родственнику при виде перемазавшегося мёдом или сливками четвероюродного племянника, застрявшего в ветвях старой вишни на заднем дворе их поместья. Девица была либо любопытно смышлёной, либо болезной: иначе он никак не мог объяснить себе поведения юной особы. Девице полагалось либо упасть в обморок, либо задавать вопросы, не предусмотренные этикетом. Асгейр заинтересовался этим обстоятельством и признал, что чувство заинтересованности было приятным: действительно, почему бы не отвлечься от своих постоянных забот?

Он преодолел расстояние между тем местом, на котором стоял, и юной барышней и подал ей руку — в перчатке, разумеется.
— Асгейр Маклафлин, — представился он, как будто эти два слова должны были всё объяснить. Мимолётную мысль о том, стоило ли называть девице своё настоящее имя или, возможно, разумнее было бы воспользоваться одним из заранее заготовленных псевдонимов, Асгейр отмёл как малозначительную. — Вы, должно быть, живёте где-то неподалёку, мисс? Простите меня великодушно за то, что говорю столь неприятные вещи, но находиться вне стен дома сейчас небезопасно: сами видите...
Он обвёл густой туман небрежным жестом и улыбнулся: мол, действительно, сами видите — даже я заплутал, так что с вас-то взять.

Асгейр не обращал никакого внимания на силуэты и звуки Стоуншора намеренно: незачем было давать девице повод задавать вопросы навроде «а вы тоже это слышите?», но сейчас что-то иное привлекло его внимание. Улицу, скрытую плотным пологом жемчужно-серой влажной взвеси он знал хорошо и даже очень хорошо, а потому мог с уверенностью утверждать, что по ней никогда не бегали собаки. Или животные, похожие на собак. Четырёхлапая тень не пробежала — прошла, лениво и издевательски медленно где-то по левую руку, показав лишь силуэт головы и очертания спины.
— Вы пришли пешком, мисс? — спросил Асгейр, продолжая рассматривать то место, где, как ему показалось, скрылось животное.
«Возможно, охотничья?» — подумалось ему, и мысль эта была слишком заманчивой и удобной, чтобы оказаться справедливым предположением.

Отредактировано Asgeir McLaughlin (2019-11-09 19:37:45)

Асгейр покорно двинулся в ту сторону, куда указала юная особа, оставляя за ней полное право вести светскую беседу: он сам, к сожалению, был совершенно не сведущ в здоровом цвете лица и болотных испарениях. Наоборот, даже читал или слышал где-то, что целебные грязи для кожи очень даже полезны. Так что вместо расточения любезностей Асгейр посвятил своё внимание тому, чтобы выбирать дорогу — а в густом, как будто постоянно изменяющемся тумане это было той ещё задачкой.

Никакого холма, конечно, они не нашли. Ничего даже отдалённо похожего на холм, который — Асгейр напрягал свою память — действительно должен был быть где-то здесь. Возможно, туман лишил юную мисс способности ориентироваться в пространстве, потому что ориентироваться было откровенно не по чему. Асгейр остановился и осмотрелся уже внимательнее.
Самым важным было сейчас понять, где они находятся: всё ещё по эту сторону от завесы или уже по ту? Ему казалось, что болото принадлежало всё-таки Англии — тем более, как бы прошла сквозь завесу его нечаянная спутница, которую он уж точно с собой не приглашал? В то, что девица и сама являлась магом, верилось с трудом. Впрочем, Асгейр даже не дал себе труда задуматься над этим вопросом.

— Боюсь, теперь мы оба окончательно сбились с пути, мисс Грейнджер, — проговорил он негромко, даже не понимая, почему понижает голос. — Будьте любезны, примите мои извинения. Я ни в коем случае не хотел втягивать вас в столь непристойную авантюру.
Асгейр улыбнулся, и эта улыбка согрела последние слова, превратив их в шутку. Шутить, рассудил Асгейр, было бы лучше и куда удобнее, чем ловить обморочных девиц, пусть даже конкретно эта не собиралась вроде как лишаться сознания и являла миру поистине чудеса выдержки и самообладания. Главный недостаток барышни заключался, разве что, в том, что барышня была чересчур юна. Так что на её матушку поглядеть было бы любопытно.
— Как бы ни прошёл слух о нашей прогулке, — продолжал он свою легкомысленную речь, не стирая с лица лёгкой улыбки, — вы же знаете, мисс Грейнджер, сельское общество так охоче до сплетен! Ещё придётся мне просить вашей руки, чтобы угомонить скучающих матрон, а вам — изобретать поводы для отказа. Утомительно, вы не находите?

Воздух тем временем делался холоднее, хотя по всем известным законам природы происходить должно с точностью наоборот. Никаких больше теней и звуков не смущало своим внезапным присутствием, но Асгейр почувствовал, как зашевелились волоски на шее. Он перехватил свою трость удобнее и прикинул, скоро ли должно встать уже солнце и почему, интересно, оно так задерживается.
Любопытство перемешивалось в нём с раздражением. Он уже подозревал ловушку: может быть, и его «промах» с выходом из-за завесы случился неспроста? Асгейр не особенно представлял, возможно ли такое, и именно эта неопределённость будила его любопытство. Даже жаль в какой-то степени, что девица подвернулась под руку и нельзя проверить в открытую, замешано ли здесь колдовство!

Тихий смешок раздался как будто бы в пяти шагах за спиной. Асгейр обернулся через плечо — не слишком поспешно, но никого не увидел. Зато заметил, что мерцающие неясным светом бродячие огоньки выстроились вокруг него и мисс Грейнджер ровным кругом, как вышколенная рота почётного караула. И когда успели появиться? А потом круг разомкнулся по левую сторону от него, как будто приглашая последовать куда-то.

Асгейр расхохотался. Звук в туманных сумерках, едва подсвеченных вереницей бродячих огней разнёсся далеко и раскатисто — всем известно, что туман переносит звуки не хуже, чем вода. Ничего зловещего в смехе не было, потому что тон и суровость, которую напустила на себя юная барышня, порядок повеселила Асгейра. Что ж. Барышня каким-то образом сумела преодолеть завесу — это стало очевидно, когда из поросли подлеска пожаловала ещё одна ночная гостья. Такие создания просто не могли жить в Англии.
Стормшир. Асгейр точно помнил, что он не приглашал девицу последовать за собой — наоборот, сам напрашивался на приглашение, так что в пересечении границы между миром людей и миром магов повинна была только мисс Грейнджер, или как она там себя называла. Асгейр решил, что наглости девице было не занимать: если она была магом, а кем-то иным она просто не могла быть, то, значит, была осведомлена, кто он такой. И что значило его имя. Если же нет...
Асгейру приходилось слышать истории о том, что дети магов рождались в Англии и, лишённые всяческого руководства, потому что носители колдовского дара давным-давно скончались в их семье, вынуждены были или самостоятельно искать проход в Стормшир, или жить в неведении. Существовал, конечно, и третий вариант: перед ним разыгрывалась умелая комедия, призванная завлечь его в ловушку. Недоброжелателей у Асгейра хватало, но он никогда бы не поверил, чтобы они стали действовать против него столь простыми и прямолинейными способами. Надо же, собака.

Он не стал отвечать на обличительную речь мисс Грейнджер. Вместо этого высвободил локоть из хватки её тонких пальцев, уже изрядно озябших за время их приятной прогулки, и шагнул вперёд — навстречу псине. Наклонил голову и принялся рассматривать чудо природы. Таких он ещё не встречал. Интересно, думал Асгейр, оно само по себе такое родилось — или это результат какого-то не вполне удачного эксперимента? Если действительно ошибка, то создание должно быть уязвимо, хотя и агрессивно. Если же нет, то должно что-то охранять, иначе зачем бы ему нападать первому?
— И ты здравствуй, — обратился он к животному, но животное не остановилось и никак не продемонстрировало понимания. Сущая деревенщина.
Вместо ответной любезности псина низко, утробно зарычала — казалось, сам воздух завибрировал вокруг неё и усыпанная хвоей земля содрогнулась. Асгейр только покачал головой и перехватил трость посередине, поднимая кованый набалдашник на уровень лица. Набалдашник засветился ровным оранжевым светом, как будто на конце трости кто-то затеплил свечу. Собака сделала ещё один шаг вперёд, а потом вся как бы подобралась, припала на передние лапы и одним мощным прыжком перелетела над головами Асгейра и мисс Грейнджер. И скрылась в темноте, как будто растворилась в ней.

— Что ж, — сказал Асгейр, обернувшись через плечо и рассматривая лес у себя за спиной. Он ждал, что между стволов появятся зелёные глаза, но там ничего не было, только танцующие огни. Следов псина не оставила тоже. — Полагаю, нам следует выбраться на дорогу.
Он закончил фразу буднично, как будто призрачное чудище только померещилось юной барышне. Дорога впереди действительно была — она виднелась в просвет между еловых стволов, но не выглядела ни наезженной, на нахоженной. Лесной путь больше походил на русло высохшей реки, потому что обе обочины были пологим спуском.

Слева снова обозначилось какое-то движение: Асгейр успел увидеть краем глаза, как между стволов деревьев промелькнула огромная четырёхлапая тень — из ниоткуда в никуда. Он неторопливо повернул голову в сторону движение и прислушался к собственным ощущениям. Чувства опасности не было, как и страха. Внутри набалдашника трости — узорно выкованной сферы — всё ещё горел тёплым светом оранжевый огонёк, как будто Асгейр нёс в руке фонарь на палке.
Это могло означать только одно единственное обстоятельство: всё это было создано с помощью магии. И если в магическом происхождении собаки Асгейр не сомневался, то все прочие аномалии списывал на волшебную и нестабильную природу завесы между Стормширом и миром людей. Теперь же в его размышления закрались некоторые сомнения, которые, впрочем, не приобрели характер опасения, но оформились в весёлое любопытство.

Он перевёл взгляд на восседавшую прямо на земле, на упругой подстилке лежалой хвои, мисс Грейнджер — взгляд был откровенно насмешливым. Как только девица оставила в стороне любезный тон и учтивые манеры, её персона перестала интересовать Асгейра. Он никогда не интересовался людьми, которые не умели держать себя в руках и забывали о правилах хорошего тона. Такое поведение было столь же неполезно, сколь некрасиво.

— Боюсь, что мне придётся разочаровать вас, госпожа моя: не в силах магнитезёра давать ответы на столь мудрые вопросы, — сказал он, положил свободную руку напротив сердца и отвесил юной барышне лёгкий полупоклон. Усмехнулся и продолжил: — Тем более, что я совершенно раздумал на вас жениться.
Поведение мисс Грейнджер нельзя было назвать иначе, чем нелепым. Вместо того, чтобы не мешать ему размышлять и действовать, девица принялась выражать протест в форме, лишённой всякого присутствия дипломатии. Для подельницы устроителя всей этой комедии с дрессированными животными девица выглядело слишком выбитой из колеи. Для случайно оказавшейся посреди болот провинциальной дворянки, заскучавшей в монотонности течения своей жизни — слишком самоуверенной. Асгейр предположил, что воспитание юной мисс Грейнджер могло бы основываться на сентиментальных, буколических и рыцарских романах, а поэтому она и полагала, что каждый встретившийся ей представитель мужского пола должен оказаться или разбойником, гнусно покушающимся на её жизнь, честь и что-нибудь ещё, или обязан непременно выручить её из неприятностей. К какой категории можно было бы отнести себя в этой системе, Асгейр затруднялся ответить, но такая постановка вопроса его развлекала.

Меж тем — пока он рассматривал сверху вниз мисс Грейнджер — движение произошло справа: тем же самым образом. Асгейр даже не стал в этот раз поворачиваться. Никакого шума это огромне животное не производило — только рассекало воздух со свистом. Бродячие огни принялись сужать свой круг, обмениваясь мелодичными звуками, похожими на звон колокольцев. Ноты складывались в нехитрую мелодию, как будто кто-то открыл заводную музыкальную шкатулку. Мелодия даже казалась Асгейру знакомой, но кроме смутного чувства узнавания, больше не вызывала никаких ассоциаций.

— Если вы всё же намерены составить мне компанию, советую вам поторопиться, но не смею ни к чему принуждать, — сказал, наконец, Асгейр и протянул руку к приблизившемуся огоньку. Тот послушно опустился на перчатку. Асгейр ощутил, как на плечи наваливается сонливость, и стряхнул огонёк с руки. Тихий смешок послышался где-то совсем рядом, позади сидящий мисс Грейнджер.
Становилось душно. Воздух делался жарким и вязким, как в летний полдень посреди особенно засушливого июля. Перезвон колокольцев сливался в монотонный гул. Запахло какими-то сладкими цветами. Асгейр провёл рукой по лицу и, больше не говоря ничего, пошёл в сторону пологого спуска к дорожке. Шёл он медленно, потому что придирчиво выбирал, куда ступить: требовалось обходить узловатые корни и огибать ветви колючего кустарника. Стелющийся плющ пружинил, не давал надёжного упора для ноги и цеплялся за брюки. К тому моменту, как Асгейр достиг наконец дороги, он устал настолько, как будто ему пришлось плыть против бурного течения.

Асгейру не хотелось оглядываться — это было как-то мелочно, как разглядывать на грязи собственные следы. Теперь он не сомневался, что угодил в ловушку — то ли попал в дурное место, которых в Стормшире было не так уж и мало, то ли проявил неосторожность и радостно вломился туда, где его ждали вовсе не на чашку чая. Как бы то ни было, пока счёт вели таинственные обстоятельства, а он медленно восстанавливал дыхание и удерживался, чтобы не вытереть лоб. Набалдашник продолжал светиться оранжевым, и Асгейр сконцентрировался на этом огоньке, прислушиваясь к своим ощущениям. Что за магия здесь царила? Какого рода?

Из задумчивости его вывел звук совершенно обыденный — не тяжёлое дыхание зверя и не треск веток, а звуки подъезжающего экипажа. Его обладатель явно спешил, потому что, судя по этим звукам, впряжены были сразу трое лошадей и шли они частой рысью. Асгейр оглянулся. Пологий склон — длиной едва ли в два десятка шагов, которые он с таким трудом преодолел — был пуст. Деревья стояли неподвижно, разве что силуэт ольхи — последнего большого дерева перед чередой колючих кустарников — был несколько странен. Никакой мисс Грейнджер. Асгейр неопределённо хмыкнул, так и не решив, что он думает по этому поводу. Решать было некогда: экипаж приближался, и Асгейр был вовсе не уверен, что он хочет сразу быть увиденным возницей.
Поэтому он перешёл дорогу и поднялся по пологому склону с другой её стороны. На этот раз идти было просто, и уклон вовсе не мешал — как будто ветер дул в спину и подталкивал. Асгейру это не понравилось, но делать было нечего. Он выбрал дерево потолще и скрылся за его стволом: светлый сюртук не предполагал никакой маскировки, но лучше так, чем ничего.

Карета, выкатившая на дорогу, была явно предназначена для долгих путешествий. Она была широкой, совсем не имела украшений, а шторка на окне, обращённом к Асгейру, была опущена. На крыше кареты был закреплён ремнями объёмистый чемодан, но на задках не стояли лакеи, а сидевший на козлах кучер был слишком широк в плечах, чтобы заподозрить в нём только лишь слугу. Он был одет в кожаный плащ и шляпу с широкими полями.
Карета остановилась как раз рядом с той странной ольхой, по которой Асгейр едва скользнул взглядом, принимая решение, в какую сторону от дороги пойти. Решение оказалось правильным и неправильным одновременно.

Кучер соскочил со своего сиденья и размашистым шагом направился к дереву, держа что-то в кулаке на уровне глаз. Это было похоже или на театральный бинокль на ручке, или на карнавальную маску — Асгейру было плохо видно с его места. Вслед за ним из кареты вылез второй господин, но у этого было серое долгополое пальто. И когда они оба приблизились к дереву достаточно, чтобы можно было дотронуться до его веток рукой, Асгейр почувствовал покалывание — сначала слабое, но потом сильнее — в левой руке. На безымянном пальце он носил простое кольцо, которое при желании легко сходило за обручальное. Артефакт должен был защищать его от ментальной магии и предупреждать по возможности о направленных на него заклинаниях. Как и все артефакты, которые Асгейр создавал, он был связан с ним с помощью магии крови — и вот теперь кольцо просто вопило об опасности. Хотя никакой опасности Асгейру не угрожало, в его сторону никто даже не смотрел. Он нахмурился: Асгейр терпеть не мог не понимать, что происходит.

Ольха вдруг вздрогнула, затрещала, как под сильным ветром, а потом её ветви взметнулись вверх. Асгейр увидел, что ветки прятали девичий силуэт, оплетённый корнями до пояса. Человек в кожаном плаще вынул длинный нож и срезал с ольхи одну из веток, а второй с помощью топорика перерубил один из жёстких кривых корней. Боль прострелила левую руку до локтя, как никогда ещё не было — и желание сохранить себе жизнь стало сильнее голоса разума, который утверждал, что сохранять ничего не нужно.
Асгейр вышел из своего укрытия — сделал буквально два шага в сторону от ствола, неторопливо расстегнул пальто и вынул из жилетного кармана хронометр, а потом принялся заводить его, как ни в чём не бывало.
— Господа, — негромко окликнул он, но господа повернулись к нему мгновенно. Рычание раздалось у Асгейра за спиной, но он не обращал на него внимания. Для того,чтобы привести маги артефакта в действие, необходимо было сосредоточиться. Он сделал ещё три шага вперёд, а потом резко открыл крышку, скрывавшую циферблат.

Вспышка ослепительно-белого цвета вырвалась во все стороны сразу, толкнула в грудь обоих мужчин и даже немного подвинула карету. В воздухе появился запах металла.

Асгейр аккуратно закрыл крышку на хронометре — она тихонько щёлкнула, и спрятал часы в жилетный карман. Оправил цепочку, пропущенную через одну из петель для пуговиц, и вернул на место полу пальто. Только проделав всё это, он счёл возможным двинуться в сторону кареты, лежащих тел и мисс Грейнджер, которая уже обзавелась некой престранной находкой. Назад он всё так же не смотрел.

Покуда Асгейр преодолевал десяток шагов, набалдашник на его трости мерк, тускнел и в конце-концов совершенно погас. Это было хорошо и плохо одновременно: с одной стороны, опасность в виде неизвестной магии ему больше не угрожала, с другой — пропала возможность выяснить, что же за магия это была.
Асгейр не стал отвечать на вопрос юной барышни, так неудачно попавшейся на его пути и так счастливо избежавшей гибели — теперь барышня раздражала его даже больше, чем раньше. И у него имелись к ней собственные вопросы. Асгейр не любил и не терпел применять магию ради чего-то, что не соответствовало его планам и целям, а эта барышня даже не значилась ни в тех, ни в иных. Почему же тогда кольцо так настойчиво требовало от него действий?

Асгейр остановился около распростёртых на дороге тел и слегка сдвинул руку человека в кожаном плаще с помощью своей трости. Человек не пошевелился. Тогда Асгейр вынул из кармана носовой платок, уронил его на дорогу и, став на платок коленом, опустился рядом с лежащими людьми. Главным образом, его интересовал предмет, сквозь который смотрел этот человек. Предмет действительно был похож на карнавальную маску, только в прорезях для глаз была натянута какая-то тонкая ткань, похожая на кружево. Асгейр поднёс вещицу к лицу и посмотрел в прорези, но ничего не увидел: его собственное заклинание вышибло любую магию, до которой смогло дотянуться. Досадно.
Он не стал переворачивать людей лицами вверх, поскольку знал, что лица эти будут ему незнакомы, и уже собрался вставать, как внезапно дали знать о себе лошади. Коренная ударила о землю копытом, левая пристяжная всхрапнула. Асгейр готов был поклясться, что дело было в их упряжи, но не успел заметить ничего определённого. Лошади резко взяли с места, карета тронулась — и, раскачиваясь, быстро удалилась. Шторка на окне отодвинулась, и Асгейр заметил третьего сообщника странных нападавших. Лицо, мелькнувшее в окне, показалось ему как будто знакомым...

— Отвернитесь, мисс, — сказал он, не потрудившись снабдить это повеление ничем более вежливым, нежели это безликое обращение. Асгейр поднялся на ноги, повернул набалдашник своей трости — и после щелчка вытащил из деревянных ножен длинное и тонкое лезвие рапиры. Размахнувшись, он пронзил сначала шею, а потом грудную клетку у одного и у второго мужчины. Лежавшие на земле даже не дёрнулись, из чего Асгейр мог сделать вывод, что они тоже были околдованы. Разумнее было, конечно, забрать хотя бы одного, чтобы провести исследование, но мешала эта юная барышня. Сработавший артефакт был для Асгейра куда важнее, чем безымянные нападавшие.
Асгейр поднял с земли носовой платок и вытер им лезвие рапиры перед тем, как убрать её в ножны и превратить в благообразного вида трость.

— Покажите мне вашу находку, мисс Грейнджер, — попросил он уже более вежливо, указывая на нож в руках барышни. — Как вы себя чувствуете?

— Ну вот что, — сказал Асгейр, делая шаг к девице навстречу. Девица, видимо, решила, что было бы забавно разыграть нечто мелодраматическое — особенно держа в руках непонятный магический предмет, который отзывался на её прикосновение, как если бы она активировала какое-то заклинание. — Прекратите дурить, барышня.

Примерно таким же тоном Асгейр разговаривал со своими учениками, когда они не проявляли никаких признаков разума: не заботясь о том, чтобы скрыть своё раздражение и казаться вежливым. Оставаться на дороге было опасно, потому что Асгейр так и не понял, кем было устроена вся эта сцена — и, самое главное, достигли ли неизвестные успеха.
Кольцо на пальце снова привлекло его внимание, но на этот раз иначе: вместо того, чтобы послать вверх по руке вспышку боли, оно начало нагреваться. Асгейр чувствовал, что жар разрастается не снаружи, на коже, а как будто изнутри, из сустава, соединявшего костяшки пальцев. Всё это здорово ему надоело, потому что никакой опасности барышня с ножом для него не представляла. А значит, нож представлял опасность для неё.

Вся эта нелепая комедия здорово наскучила Асгейру, и он указала на нож, который обеими руками сжимала мисс Грейнджер, набалдашником трости — и набалдашник снова засветился. Асгейр качнул головой и проговорил фразу на каком-то старом северном языке — несколько слов прозвучали резко и отрывисто. Заклинание было призвано лишь выдернуть нож из рук мисс Грейнджер, пока она не натворила ещё каких-то бед, и послать его по направлению к Асгейру — а уж он-то легко бы его словил.
Но натолкнулось на что-то, идущее изнутри старого каменного ножа. Асгейр прищурился. Нож был похож на кинжал для жертвоприношений, каких он немало повидал во время своих странствий, и отдельного интереса для него не представлял. Но было очевидно, что поверх старых заклинаний, было наложено какое-то ещё — но какое и кем, оставалось загадкой.

Сначала не произошло ничего, и Асгейр, нахмурившись, сделал ещё шаг по направлению к мисс Грейнджер — женщины с оружием всегда смешили его, потому что он искренне не верил, что какая-то из женщин способна пустить лезвие в ход. Но потом камень, украшавший рукоять, вспыхнул ярко-красным, как будто обрёл свою жизнь, и изменил свой цвет на чёрный — не такой чёрный, из которого шьют фрачную пару, а который приобретает старая, давно засохшая кровь¹.

Воздух сгустился, как будто действие происходило не в лесу, а в бане. Асгейр поднёс руку ко лбу, сдавил пальцами переносицу. Кольцо снова послало предупредительный сигнал, но заводить часы и активировать артефакт времени не осталось. Преодолевая сопротивление воздуха и чужого заклинания, Асгейр сократил расстояние между ним и мисс Грейнджер до минимума — лезвие ножа упёрлось ему в пуговицу пальто. Он аккуратно снял перчатку с левой руки и сжал лезвие ножа в ладони — достаточно сильно, чтобы оно окрасилось кровью.

Камень в рукояти вспыхнул странным чёрным светом, в котором было больше темноты, нежели собственно света — и раскололся посередине².

Отредактировано Asgeir McLaughlin (2019-12-06 21:31:01)

Мисс Грейнджер упала на дорогу — и от этого поднялось маленькое облачко пыли. Упала она обочине, и подол платья разметался: часть его упала на траву, часть так и осталась в пыли. Подхватить падающую Асгейр, ясное дело, и не попытался. Всё его внимание было сосредоточено на странном ноже — артефакте, очевидно — который он сейчас держал в руке за лезвие.
Обморочные барышни всегда раздражали Асгейра, поскольку ни красоты, ни пользы во внезапной потере чувств не было — возись потом с этим вялым телом, куда-то его волоки, все вокруг начинают сходить с ума и тащить нюхательные соли, которые отвратительно пахнут, расстёгивать воротник и обнажать то, что вообще-то от глаз должно быть скрыто. Но в теперешнем обмороке мисс Грейнджер он усматривал кое-что приятное: во-первых, девица перестала хвататься за нож — и его можно было спокойно изучить, а во-вторых перестала, как он выразился недавно, дурить. И делать глупости одну за другой.

Асгейр поднёс нож поближе к глазам и принялся рассматривать рукоять — он искал вырезанные на дереве руны. Руны должны были быть двух видов — старые, подарившие ножу магию и магическую суть, и новые, приказывавшие ножу сделать... что-то. Что-то непонятное Асгейру, но направленное против него. Недаром ведь кольцо так настойчиво и неоднократно предупреждало об опасности.
Руны действительно были — старые, совсем миниатюрные насечки окаймляли гнездо, в которое был установлен камень, треснувший теперь и застывший этим чёрным цветом давно засохшей крови. А вот новых насечек не обнаружилось — на рукояти их не было. Асгейр взялся за рукоять рукой в перчатке. Лезвие было чистым, словно выпило всю кровь, попавшую на него, сразу же и с немалой жаждой. Новые руны обнаружились на кромке — их сложно было найти без увеличительного стекла, и только многолетняя практика позволила Асгейру опознать в мелких насечках магические символы. Но не прочесть. Для этого было слишком мало света и слишком много отвлекающих факторов.

Он аккуратно завернул нож в носовой платок — тот самый, который использовал недавно — и опустил вещицу в глубокий внутренний карман своего пальто. Сжал и разжал ладонь. Порез был неглубокий, но всё ещё кровил, и перчатку надевать было рано. Пользуясь внезапным уединением, Асгейр неторопливо и методично обследовал оба бездыханных тела незнакомцев. У одного из них он обнаружил записную книжку, у другого — платок с вышитыми инициалами. Жалкие дилетанты.
Проделав всё это, он задумчиво воззрился на лежавшую на земле мисс Линдсей Грейнджер — теперь Асгейр не сомневался, что названное ею имя принадлежало ей действительно и что мисс Грейнджер не имела никакой связи с таинственными похитителями в том смысле, что не действовала с ними заодно. Скорее уж, все эти действия были направлены против неё, но кому нужно похищать провинциальную барышню, да ещё и в Стормшире?
Она прошла через завесу собственными силами — а значит, была одарена магией, но во время опасности даже не попыталась защититься с помощью магии, самой значительной силы, которой обладала. Значить это могло только одно: магический дар у мисс Грейнджер был не развит абсолютно. И даже более, все эти её россказни о магнитезёрах и глупые вопросы свидетельствовали лишь о том, что барышня понятия не имела о своём даровании.

А его артефакт, зачарованный с помощью магии крови, привлекал его внимание к грозившей ей опасности. И вывод был ещё проще: в венах юной мисс Грейнджер текла точно такая же кровь, как и в нём самом. Говоря точнее, это должна была быть его кровь — и никак иначе.
Асгейр улыбнулся понимающей улыбкой и положил ладонь на набалдашник трости, но не стал вынимать лезвие — раздумал. Кто бы ни был таинственный нападающий, ему не удалось осуществить своё намерение полностью, а значит, он вернётся. Асгейр хотел бы знать, кто это был и на что были направлены его действия, поэтому лезвие осталось скрытым в деревянном корпусе трости.
Асгейр Маклафлин проговорил несколько слов — отчётливо — на латыни, чтобы мисс Грейнджер погрузилась в сон ещё более глубокий, и наконец поднял девушку с земли.

Когда уже смеркалось, на подъездной аллее особняка семейства Грейнджер показался белый экипаж, запряжённый тройкой белых же лошадей. Сложенная крыша ландо позволяла видеть красную кожу обивки сидений, а серебрёный герб на дверце экипажа — копьё, пронзающее солнце — вряд ли был знаком кому-то из видевших карету, кроме, может быть, хозяев особняка. Кучер, правивший лошадьми, был одет в белоснежную ливрею с серебряными пуговицами, как и лакей, сидевший рядом с ним на козлах. Господин, сидевший в экипаже, рассматривал приближающийся особняк с нескрываемым интересом, а напротив него, на сиденье, укрытая чем-то вроде дорожного пледа, спала светловолосая девушка.

Когда экипаж приблизился к дому, лакей соскочил со своего места и отправился стучать в двери и объявлять о прибытии своего господина — лорда Маклафлина, путешествующего в этих краях и обнаружившего юную барышню, которую местные опознали как мисс Грейнджер.

Отредактировано Asgeir McLaughlin (2019-12-06 22:38:02)